Реставрация объектов культурного наследия — это не только дань истории, но прежде всего вклад в будущее. Знание своих корней даёт человеку ощущение причастности к великому прошлому своей страны, своего края, своего народа, делает его духовно сильнее, богаче и мудрее. Именно поэтому сегодня так заметен интерес к памятникам старины.
В Удмуртии вот уже 20 лет реставрацией исторических зданий занимается проектно-реставрационное предприятие «РИД», которое возглавляет Дмитрий Шабалин. Его увлечённость стариной позволила собрать вокруг себя команду единомышленников, вместе с которыми он восстановил более 40 объектов культурного наследия не только на территории республики, но и в соседних регионах. Особняком в деятельности предприятия стоит Архитектурно-этнографический музей-заповедник «Лудорвай», где под руководством Дмитрия Ивановича воссозданы русская усадьба, волостное правление и ставшая знаменитой ветряная мельница.

— Дмитрий Иванович, расскажите, как шла работа над мельницей. Этот объект действительно уникальный для нашего региона.

— Совершенно верно. Ветряные мельницы нехарактерны для Удмуртии. Они возникли в Голландии, в прибрежных странах Западной Европы, где дуют ветра, а затем получили распространение повсюду. На территорию нашего края ветряные мельницы попали, вероятнее всего, после взятие Казани Иваном Грозным. Тогда, в XVI -XVII веках, правое течение реки Камы стало заселяться русскими. Это современная территория Сарапульского и Каракулинского районов.

Мельница, которая сейчас находится в «Лудорвае», была перевезена на территорию музея из деревни Чем-Куюк Алнашского района, где активные ветра дуют со степной части Татарстана и Башкирии. Она была построена Фёдором Драгомировым в 1912 году и являет собой пример шатровой мельницы.

Также ветряные мельницы встречались в Граховском районе и на территории Ижевска. Здесь на рубеже XX века насчитывалось 6 таких строений.

Но для Удмуртии больше характерны мельницы водяные. Они не зависели от прихоти погоды и в наших краях были более продуктивными.

— В каком состоянии мельница дошла до наших дней?

— В «Лудорвай» её привезли в 1992 году. Конечно, время оставило на ней свой след. Чтобы её восстановить, мы изучили аналоги строения, историю развития технологии, и увидели, что объект к тому времени утратил часть элементов. Было видно, что предпринимались попытки довести её до рабочего состояния, но инженерные просчёты не дали планам осуществиться.

Следует понимать, что ветряная мельница — более сложный механизм, чем водяная. Здесь используются три передаточных звена, а не два. Поэтому мы произвели расчёты, довели до рабочего состояния жернова, и мельница буквально ожила.

Однако следует понимать, что такое строение нуждается в постоянном уходе. Горизонтальный деревянный вал провисает и под своим весом, и под тяжестью колеса-шестерни, поэтому его нужно периодически проворачивать. Тоже касается и шатровой части. Это необходимо для того, чтобы деформация сруба проходила равномерно, и мельница не завалилась на бок.

— Получается, мельница — строение капризное и недолговечное?

— Такие деревянные инженерные сооружения требовали постоянного обновления. Износостойкость деревянных механизмов очень слаба. Зубья шестерен изготавливались из берёзы — самого прочного и доступного материала на территории нашего края. При постоянной эксплуатации их хватало дня на два. Устройство самой шестерни и крепление зубьев предусматривало лёгкую смену — выбивали старые и вставляли новые. Мельник готовился к сезону заранее — заготавливал сменные шестерни. Неудивительно, что многие механизмы мельницы были утрачены и воссозданы по образцу уже при реставрации.

— Усадьба Щепина — ещё один ваш объект в «Лудорвае».

— Верно. Эта постройка относится к более позднему времени — вероятно, до или сразу после Великой Отечественной войны. Об этом говорит бедность постройки. Чтобы наполнить её, сделать более информативной, мы решили оформить её как дом пасечника, дополнив характерными надворными постройками. При их создании мы опирались на имеющиеся в распоряжении фрагменты устройства быта крестьянина. По аутентичным образцам воссозданы засовы, заборы, ворота. На мой взгляд, получилось интересно. По этому комплексу можно увидеть историю.

— А волостное правление?

— Его реконструировать не удалось. То, что сейчас находится в музее, это воссозданное по обмерочным чертежам здание, которое ранее располагалось в деревне Старый Трык Кезского района. К сожалению, деревянная часть этой постройки разрушилось, пока здание находилось в бесхозном состоянии.

И таких примеров немало. Деревянное зодчество — очень хрупкое и подверженное приметам времени историческое наследие.

— А сколько разрушается храмов, переживших периоды нещадной эксплуатации на заре советской власти…

— Да, мы восстановили немало таких объектов. Вот храм в Ершовке. Он был расстрелян из пушек с проходящих мимо белогвардейских кораблей, так как в нём прятался красный снайпер-наводчик. При реставрации мы восстановили фрагменты кладки. Этот храм уникален. Он выполнен в византийском стиле и имеет характерные сферические купола, которые редко встречаются на территории России, а в Удмуртии — только единожды.

Непростая судьба и у храма в Мазунино, Сарапульского района. Внешне храм казался вполне уцелевшим, но, когда мы пришли на объект, оказалось, что кирпич, из которого выполнена кладка, превратился буквально в прах. Его можно было копать лопатой. Чтобы его укрепить, мы провели инъекцирование — закачали в стены специальный раствор, который способствует отвердению всей массы стены.

— Зачастую возникают вопросы об использовании современных технологий в процессе реставрации. Насколько они необходимы?

— Всё очень индивидуально. Когда на объект культурного наследия с помощью шуруповёрта навешивается памятная доска, изготовленная на циркульной пилораме и надстрогання на шведском станке, — это одно. А когда используются новые строительные материалы и технологии для сохранности здания — это другое.

Иногда нам приходится применять при реставрации храмов современные сухие смеси для наружного покрытия стен, поскольку традиционная известковая штукатурка требует сезонного обновления. Как показала практика, при последующей эксплуатации зданий, об этом мало кто помнит…

— Ну и тяга к евроремонту, чтобы результаты работы издали бросались в глаза, чтобы ярко, дорого-богато — для многих это показатель качества…

— Между тем завершить работы и при этом оставить здание в максимальной неприкосновенности — высший пилотаж реставрации.

Реставрация зданий — это уникальная отрасль, которая находится на стыке науки и истории, архитектуры, археологии, истории материалов, истории технологий и строительства. Реставратор — это универсальный человек: и физик, и лирик.

Подход к объектам культурного наследия, прежде всего, подразумевает их изучение, проведение экспертизы, сбор историко-библиографических данных, обследование памятника на месте. Реставратор, он как доктор. Поставив диагноз, определив состояние здоровья здания, он должен принять единственно правильное решение для его лечения. Потому что ошибок реставрация не терпит. Если решение принято неправильно, памятник архитектуры может быть утрачен. Он потеряет правду визуального восприятия.

— Над чем вы сейчас работаете?

— Недавно закончили храм в селе Водзимонье Вавожского района. Здание находилось в не лучшем состоянии, хотя не закрывалось в годы советской власти. Утрачена была часть кирпичной кладки, произошла деструкция, повреждение цокольной части. Раньше нередко строили без гидроизоляции, что приводило к постепенному разрушению постройки.

Храм восстанавливался на средства колхоза «Колос». Инициировал работы по реставрации Владимир Анатольевич Красильников.

Церковь в Водзимонье уникальна своими полами. Это известняковые плиты, привезённые из карьера в Кировской области. Сейчас там находится город Советский. А раньше из этого карьера плиты по всем храмам развозили. Из него же возили камень на строительство Казанского и Ярославского вокзалов в Москве.

Особенность камня в том, что он очень пластичный, сохраняет тепло, подобно дереву. Именно поэтому на таком полу не было холодно во время службы.

— Реставрация для вас не просто работа, это видно по тому, с каким увлечением вы рассказываете об истории храмов и зданий…

История, которую хранят здания, действительно удивительна. К сожалению, осознание этого приходит не сразу. Уникальные постройки просто исчезают с лица земли, деревянные церкви в Поршуре, Каменном Заделе и Удугучине — сколько они ещё простоят? А сколько не обследованных, не изученных, не учтённых исторически и архитектурно интересных объектов осталось?

Мы работали на храме в Удугучине. Этот деревянный храм 1891 года постройки хранит подлинные интерьеры первоначальной постройки, иконостас и утварь, иконы, привезённые с Афона. Даже церковное облачение тех лет сохранилось. Надо отдать должное батюшке отцу Максиму Пислегину, который понимает значение исторической реконструкции храма.

Благодаря таким людям и, конечно, музею-заповеднику «Лудорвай» есть надежда на сохранение культурного наследия края. Я очень рад, что архитектурой и историей начинают интересоваться молодые ребята. Мы привлекаем неравнодушных молодых специалистов к работе на объектах. И когда видишь, как горят у них глаза, понимаешь, что у столетних зданий есть будущее.

По материалам сайта газеты Известия УР